viernes, 26 de noviembre de 2010

  Горшки и кастрюли служили лишь


украшением.  Зато здесь был водопровод.  Люк схватил с  полки фарфоровую


кружку и устремился к желанной раковине.


   Чистая,  свежая вода.  Он залпом осушил кружку.  Одну,  вторую, потом


третью.  Ему в жизни не приходилось пить ничего вкуснее.  Головокружение


проходило,  мысли прояснялись. Люк рассмотрел клавиатуру. Если компьютер


такой же,  как  на  Корусканте,  то  в  нем окажется не  только кухонная


информация.  Он узнает, сколько припасов в доме, историю семьи и историю


Пидира. А еще он услышит новости и все, что ему надо знать.


   Скайуокер присел на стол и  активировал панель.  С биоимпланта слезла


синтетическая плоть  и  висела  клочьями,  остался только  металлический


скелет  кисти.  Люк  решил  надеяться,  что  в  компьютер не  введен код


определения отпечатков пальцев.


   Загорелся экран.


   НЕЗНАКОМЕЦ, ТЕБЯ НЕТ В НАШИХ ЗАПИСЯХ.


   Люк напечатал:


   > Я ЗДЕСЬ НОВЕНЬКИЙ. ТВОИ ХОЗЯЕВА ИСЧЕЗЛИ.


   МЫ  ЗНАЕМ.  ЗДЕСЬ СТАЛО ТИХО.  НО  МЫ  ЗАПРОГРАММИРОВАНЫ НЕ  ВЫДАВАТЬ


ИНФОРМАЦИЮ НЕЗНАКОМЦАМ. ТОЛЬКО В ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЯХ.


   Люк напечатал:


   > СЛУЧАЙ ЭКСТРЕННЫЙ.  Я РАНЕН,  МОЖЕТ БЫТЬ,  УМИРАЮ.  МНЕ нужен ВРАЧ.


ЕСТЬ У ВАС АПТЕЧКА?


   У НАС ЕСТЬ МЕДИЦИНСКИЙ ДРОИД.


   Люк вздрогнул. Он не видел ни одного дроида.


   > ПОХОЖЕ, ДРОИДЫ ТОЖЕ ИСЧЕЗЛИ. ЕСТЬ У ВАС МЕДИЦИНСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ?


   РАЗУМЕЕТСЯ, НЕЗНАКОМЕЦ. И АПТЕЧКА В ШКАФЧИКЕ НАД КЛАВИАТУРОЙ, КОТОРОЙ


ТЫ СЕЙЧАС ПОЛЬЗУЕШЬСЯ.


   Люк отыскал аптечку и вытащил крем от ожогов. Как ему хотелось, чтобы


рядом оказался хоть один дроид,  но  придется все делать самостоятельно.


Он очистил ожоги,  морщась при этом, затем наложил мазь и повязки. Затем


приладил на поврежденную лодыжку лубок.


   Затем посмотрел на экран.

Йуужань-вонги не желали видеть у себя никаких машин, даже таких

сложных, как мотыга. Кроме рабов, у них были биотические методы расчистки


полей, но они, кажется, решили сперва извести всех своих рабов.


Взяться за стебель, расшатать его, вытянуть. В десятимиллиардный раз.


Боль все еще гудела в его черепе, понемногу отступая, и он начал


различать детали в хаотических сполохах.


Это было не его лицо, не его кровь, не его боль. На самом деле резанули


Тахирай. Она была вся в шрамах, как йуужань-вонг.


Это было уже слишком. После ее захвата он периодически чувствовал ее


боль. Иногда это было словно зуд, иногда - как горящий метанол, вылитый на


нервы. Но на этот раз было что-то настоящее, глубокое. Он ощущал ее


дыхание и соль ее слез. Все было как тогда, в тот последний момент мира,


которым они наслаждались вместе.


Вот только она была вся в крови, а он здесь занимался вырыванием


сорняков. Если бы светомеч работал...


Но это уже проблема, да? Или одна из них. И до встречи с Рапуунгом


оставалось еще несколько дней.


- Раб! - змеежезл легонько хлестнул Энакина по спине, и ему пришлось


собратьть все свое самообладание - так хотелось прыгнуть на охранника,


отобрать у него змеежезл и поубивать всех йуужань-вонгов в поле зрения.


"Что они с тобой делают, Тахирай?"


Но он сдержался и стал в покорной позе, руки по швам.


- Иди с этой Опозоренной, - сказал охранник.


Энакин повернулся к означенной особе, молодой женщине без видимых


шрамов. Она выглядела совершенно уставшей, но в глазах ее была


определенная живость, которая отсутствовала у многих Опозоренных.


- Идите на третье поле светляков, что ближе всего к периметру. Покажешь


ему, как собирать урожай.


- Чтобы выполнить норму, мне нужно больше, чем один спотыкающийся раб,


- сказала женщина.


- Ты полагаешь, что твоя работа - спорить со мной? - рявкнул воин.


- Нет, - ответила она. - Я думала, назначать рабочих - это работа


префекта.


- Префект сегодня занят. Или ты предпочитаешь выполнять норму одна?


Еще миг женщина продолжала вызывающе смотреть на воина, потом неохотно


склонила голову:


- Нет. Зачем вы это со мной делаете?


- Я обращаюсь с тобой так же, как со всеми.


Она нахмурилась, но ничего не ответила. Вместо этого она сделала знак


Энакину:


- Пошли, раб. Нам далеко идти.


Энакин пошел за женщиной, пытаясь восстановить контакт с Тахирай. Она


была по-прежнему жива, это он мог сказать с уверенностью, но теперь она


была дальше, чем звезды.

Лемелиск следил за работами и молился, чтобы тауриллы не натворили чего похуже, за чем он не сумел бы уследить. Как-то раз, в самое тяжелое время, когда все задерживалось и большая часть суперструктуры оставалась разобранной, заявился генерал Суламар. Вытягивая шею и вздергивая жесткое мальчишеское личико, генерал прошел прямо к Лемелиску на своих клацающих каблуках и выглянул в обзорный иллюминатор.


— Хорошая работа, инженер,— процедил он неохотно, словно бы Лемелиску так уж нужна была его похвала,— продолжайте.


Лемелиск поднял глаза горе и ушел поискать чего-нибудь поесть. Каким-то образом он снова забыл пообедать..


В часы, отведенные для сна, он снова принялся за трехмерную кристаллическую головоломку Занятие это развлекало его, вынуждало напрягать умственные способности так, что иногда где-то невдалеке, ему казалось, брезжил предел его возможностей И вот однажды, когда весь свет для него сошелся в решении этой проблемы, в изящной и точной подгонке чрезвычайно тонких деталей, в ее кульминационной точке, его снова прервали.


Кристаллическая головоломка, вспыхнув искрами, смешалась и превратилась в кучу бирюлек. Лемелиск пришел в ярость при виде гаморреанского охранника. Толстокожая зеленоватая скотина позволила себе вломиться в комнату и прохрюкала лишь одно слово “Дурга”.


Лемелиск сжал челюсти и отправился за гаморреанцем вдоль по коридору к центру связи. Дурга послал ему личный вызов, нимало не заботясь о том, что на корабле сейчас была середина ночи... да когда он о ком заботился!


Охранник оставил Лемелиска в одиночестве перед плоским экраном с двумерной проекцией Дурги. Дурга вполне мог бы воспользоваться голопроектором, передавшим бы его уменьшенное трехмерное изображение, но хатт не любил систему, зрительно уменьшавшую его громадное тело. Он желал пользоваться плоскими экранами, на которых его скошенная, отмеченная родинкой голова выглядела огромной, все подавляющей вокруг себя. Голосовые устройства усиливали его голос, доводя до громоподобного рева.


— Лемелиск,— заявил Дурга,— я знаю, что Суламар сейчас спит, и хочу переговорить с тобой без него.

Я неплохо читаю по лицам.


Хэн огляделся в поисках ее прикрытия, группы поддержки, ассистентов, соучастников или кого-нибудь в этом роде. Но никто в обширном зале не обращал на них ни капли внимания. Он представлял себе свидание с работорговцем как встречу с каким-нибудь пухлым местным баронетом, наживающимся на одном из самых подлых дел. Эта привлекательная, веселая женщина решительно выбивала его из колеи.


Она глотнула вина.


— О, неплохо. И между тем, как дела на Луре? — сейчас она внимательно смотрела на него.


Он снова состроил равнодушное лицо:


— Прохладно. Но воздух чище, чем здесь. — Он обвел руками окрест. — Нет такого смога... В общем, понятно? — продолжал он как можно небрежнее. — А вот у тебя для меня что-то есть, не так ли?


Она поджала губы, сосредоточившись:


— Поскольку ты все привез, у нас есть к тебе небольшое дельце. Но главный вестибюль несколько многолюден, тебе не кажется?


— Место выбирал не я. А что ты можешь предложить, сестренка, темную аллею? Или, может быть, подземную шахту? Зачем тогда было встречаться здесь? И что ж ты раньше не позаботилась об этом?


— Может, я просто хотела посмотреть на тебя при свете. — Она взглянула на хронометр. — Ты можешь зачесть эту встречу как гарантию того, что тебя проверили и одобрили. После моего ухода выжди десять минут, потом следуй за мной.


Она протянула ему чип-карту с кодами и штрих-паролями.


— Встретишь меня в этом частном ангаре. Принеси доказательство наличия товара, и ты получишь свои деньги, — она подняла брови. — Можешь прочитать?


Он взял пластинку чип-карты:


— Думаю, да. А зачем вся эта таинственность?


Она одарила его кислым взглядом:


— В смысле, почему я не пришла к тебе, не высыпала на стол кучу денег и жалобно не попросила расписку? Счастливо тебе так работать.


Она соскользнула со сидения и, не оглядываясь, направилась через вестибюль.


Хэн бесстрастно наслаждался зрелищем: у нее была ну очень милая походка.

Не слишком сложно поддерживать иллюзию, что Империя, как прежде, велика и мо­гуча, если велик счет в банке. Ведж не сомневался, что в каких-нибудь далеких анклавах годами, мо­жет, даже столетиями будут считать, что Импера­тор жив, здоров и заботится о своих подданных.


Неведение я понять могу, но сознательное заблуждение увольте...


Он погасил еще одну улыбку, хотя она была упорнее первой. Те же самые люди, которых он считал сознательными уклонистами, напомнили бы ему о недремлющих агитаторах Альянса. По­ловина из них стала бы страстно возражать, что в Империи существует рабство, геноцид и оружие, с легкостью уничтожающее планеты. Вторая по­ловина согласилась бы, да, проблемы существуют, но едва ли это повод для открытого неповинове­ния законному правительству. Они — внутри сис­темы, они работают на нее, изменяют ее, но не хотят понимать, что система прогнила, что ее не изменишь без основательной встряски.


Фокус в том (Антиллес чуть было не улыбнулся опять, врожденную живость характера не могли преодолеть ни жизненные обстоятельства, ни ин­структаж у Кракена), что обе стороны могут ра­зумно и логично аргументировать свою точку зре­ния. Проблема в политике — искусстве компро­мисса, когда круг за кругом идут дебаты, не приносящие плодов. Изменения начинаются, ког­да находится кто-то, кто готов умереть за свои убеждения.


Возле его кресла опять остановился человек:


— Полковник Роат?


Ведж медленно поднял голову. Кивнул.


— Префект Додт? — модулятор ловко скры­вал и неистребимый акцент, и слишком длинные паузы, во время которых Ведж натужно вспоми­нал манеру столичного общения. — Давненько не виделись. Э-э, несколько лет, пожалуй?


Имперский префект Парин Додт — он же Паш Кракен — с достоинством покивал головой.


— Насколько я помню, в последний раз мы встречались на церемонии годовщины траура. Как раз незадолго до того, как вас перевели в действу­ющую армию.

Вот она, Тендра Ризант. В каких-то ста метрах от него, сразу же за ограждением. Ждет, когда он спустится по трапу, и энергично машет ему руками. Это что-то значит.


Он постоял с минуту, вдыхая свежий, чистый воздух Саккории. Место неплохое. Жить можно, хотя планета и находится где-то у черта на куличках. Система Останцев всегда .славилась склонностью ее жителей к бунтарству, но пока никаких признаков бунтарства он не видел.


Обернувшись, Ландо стал наблюдать, как спускается по трапу Люк Скайвокер.


- Нервничаешь? - спросил он приятеля.


- Ничуть, - покачал головой Люк. - Чувствую себя просто великолепно, лучше не бывает.


- Вот и хорошо, - отозвался Ландо, и оба направились к Тендре Ризант. - Надо сказать, на первый взгляд она просто очаровашка, - окинул оценивающим взглядом молодую женщину калриссит.


Лет тридцати, высокая, сильная, здоровая, ухоженная. Светлая кожа, высокие скулы, тонкие черты лица, на котором выделяются темно-карие глаза. Фигура ладная, если не идеальная - разве что чуть тяжеловата для возраста своей обладательницы. Одета в голубое платье традиционного покроя с высоким воротником и чуть длинноватой юбкой. Коротко стриженные темно-русые волосы. Производит, впечатление искренней, непринужденной, дружелюбной молодой особы.


Короче говоря, ни капельки не похожа на одну из тех хищниц с опасной внешностью секс-бомбы, с декольте до попы, горящим взором и темным прошлым, которые прежде так прельщали Ландо.


Но именно это и подкупало "жениха".


- Привет, Ландо, - проговорила она, как только они приблизились друг к другу. В ее голосе было столько тепла, а в улыбке столько приветливости, что Ландо показалось, будто он знает ее всю свою жизнь, будто они с ней старинные друзья, встретившиеся после разлуки, а не чужие люди, никогда раньше не видевшие друг друга. Этим Ландо был обязан совету Люка. Действительно, продолжительные беседы по голокому дают определенные преимущества.


- Здравствуйте, Тендра, - отозвался он, оказавшись за ограждением. Молодая женщина протянула ему руку, и Ландо, к своему изумлению, не нагнулся для церемонно-театрального поцелуя, а просто мягко пожал ее.


"Это становится интересным", - произнес он про себя.


- Тендра, - продолжал Ландо, - хочу представить вам моего хорошего друга Люка Скайвоера. - Калриссит ни словом не обмолвился о том, что Люк - знаменитый Мастер Джедай и все такое прочее.

Люк почувствовал колебание Силы, словно кто-то невидимый прятался в кронах деревьев. Ему почудилось, будто ночная птица пронеслась над ним, едва не задев крылом. Джедай обернулся. Что-то плотно окутало ему голову, словно набросили темный капюшон. По спине пробежал холодок.


Люк махнул рукой, призывая к молчанию девушку.


Он замер, стараясь контролировать все свои чувства. Странное ощущение стихло.


Зато Тенениэл взвизгнула, точно ее окатили водой. Она прикрыла глаза руками, затем взглянула в ночное небо и яростно расхохоталась:


— Не выйдет, Гетцерион! Ты никогда не узнаешь от меня ничего ценного!


Сиплый голос наполнил лес, будто исходил отовсюду и ниоткуда.


— Я узнала то, что мне нужно! Хэн Соло жив и надеется починить корабль! Как я рада, что вам удалось спасти генераторы!


Люк напрягся, стараясь коснуться сознания Гетцерион, и на мгновение увидел образ имперского шагохода.


— Седлаем ранкоров, — сказал Джедай. — Гетцерион возглавила свое войско. На рассвете может стрястись непоправимое.


 


Глава 22


 


Путники поспешили забраться на ранкоров для последнего перехода. За ночь произошло нечто неуловимое, и теперь Тенениэл ехала с Изольдером, Лея с Хэном, а Люк с Арту. Он понял, что ночной разговор немного отрезвил Тенениэл. Она отступилась от него и в известной степени почувствовала себя свободнее.


Ранкоры проламывались через джунгли, рискуя свернуть себе шею. Их ужасные кольчуги гремели и стучали в ночной тишине. Джунгли словно вымерли. Рептилии не прыгали по ветвям, не квакали при приближении путников. Птицы не вспархивали из своих гнезд.


Ранкоры бежали уже второй час.

Мы сочтем за честь быть вашими друзьями.


Дверь скользнула вбок. В лазарет, горя нетерпением, стремительно шагнула Клат-Ха.


— Хорошо, что вы здесь, — сказала она Сай-Тримбе.


Сай-Тримба неуклюже вскочил на ноги.


— Мы... — начал он, но Клат-Ха перебила его, обратившись к Куай-Гону.


— У нас возникли трудности, — решительно заявила она. — Кто-то испортил наше оборудование. Наш юный друг Сай-Тримба обнаружил это во время очередной проверки. У нас имеются три арконские горнопроходческие машины, и все три выведены из строя.


— Каким образом? — спросил Куай-Гон. Сай-Тримба с поклоном вышел вперед.


— Сэр, с них сняты термодатчики, которые измеряют температуру стенок проходческой машины. А блоки сцепления отрегулированы так, что их невозможно разъединить.


— Что это значит? — спросил Оби-Ван.


Куай-Гон на минуту задумался.


— Арконские горнопроходческие машины предназначены для рытья туннелей через скальные породы и почву. Из-за трения о камни корпус машины во время работы очень сильно нагревается. Без термодатчиков не будет работать охлаждающая система. А при испорченных блоках сцепления машинист не сможет выключить двигатель. Машина будет вгрызаться в скалы до тех пор, пока не расплавится от перегрева. Все, кто в ней находится, погибнут.


— Вот именно, — мрачно подтвердила Клат-Ха. — Кажется, мы знаем, кто тут поработал.


Из коридора донесся трубный раскатистый бас.


— Си батха не бичи та Джемба? — пророкотал он по-хаттски. — Вы говорите обо мне, великом Джембе?


В дверь просунулась голова гигантского хатта. Он был куда крупнее того, с которым дрался Оби-Ван. Хатты живут несколько сотен лет и всю жизнь непрерывно растут, а вместе с ними растет их хитрость.

Просто сейчас нет ни времени, ни людских ресурсов, чтобы


 надлежащим образом вырвать их с корнем. Да и если мы предпримем


 крупномасштабное нападение, вероятнее всего, от этих дредноутов ничего


 не останется, а я предпочел бы захватить их нетронутыми.


--Да, сэр, - мрачно изрек Пелеон. Слово "захватить" напомнило ему,


 каким образом он сам оказался здесь.- Адмирал, пришел рапорт поисковой


 команды о состоянии корабля Хабаруха.-Он подал информационную карту,


 протянув руку над двойным кругом дисплея.


  Какое-то мгновение горящие красные глаза Трауна обжигали лицо Пелеона,


 словно он пытался прочитать на нем причину явно подчеркиваемой субординации;


 затем, не проронив ни слова, Траун взял у капитана карту и сунул в читающее


 устройство. Пелеон ждал, плотно сжав губы, пока Великий Адмирал бегло


 просматривал рапорт.


  Дочитав до конца, он откинулся на спинку кресла и замер с непpоницаемым


 лицом.


--Шерсть вуки, - услышал наконец капитан.


--Да, сэр, - кивнул Пелеон, - всюду на корабле.


  Он насчитал несколько ударов сердца, пока Траун заговорил снова.


--Как вы это объясняете?


  Пелеон старательно пытался подбодрить себя.


--Я вижу только одно объяснение, сэр. Хабарух вовсе не сбежал от вуки с


 Кашуука. Они поймали его... а потом позволили уйти.


--Продержав месяц в плену.- Траун поднял взгляд на Пелеона.- И подвергая


 допросам.


--Почти наверняка,- согласился Пелеон.-Вопрос в том, что он рассказал им.


--Есть единственный способ узнать это.-Траун включил связь.- Ангар, говорит


 Адмирал.  Подготовьте мой челнок, я направляюсь на планету. Хотелось бы,


 чтобы меня сопровождал пехотно-десантный шаттл с удвоенным расчетом


 гвардейцев, а с воздуха прикрывали два звена штурмовиков.


  Он получил подтверждение приема и выключил связь.


--Не исключено, капитан, что ногри забыли о таком понятии, как "преданность",


 - сказал он Пелеону, вставая и обходя дисплей.- Думаю, самое время напомнить


 им, что здесь командует Империя.

Диспетчер Йхофф постарался избавиться от любых посторонних мыслей.


 


* * *


 


Хэн бросил быстрый взгляд через плечо. Экипаж «Тайдириума» — Лейя, Люк и Чубакка — сидел с одинаковым выражением полной одеревенелости на физиономиях.


Чубакка отличался тем, что нервно скулил. Если на головастике-переростке, что завис прямо у них по курсу, поинтересуются об ис­точнике необычного звука, Хэн не успеет даже придумать что-нибудь убедительное. Соло ре­шил понадеяться на стандартное кореллианское — а заодно и свое личное — везение.


— Передача пошла, — буркнул он.


Чубакка, не прекращая ныть, защелкал кла­вишами. Лейя нервно прикусила губу. Скайуокер, похоже, временно пребывал в не очень разумном состоянии.


— Сейчас узнаем, стоили ли коды тех де­нег, что за них заплатили, — пробурчала принцесса.


— Все получится, — успокоил ее Хэн. При­слушался к звуку собственного голоса и добавил более уверенно: — Получится.


Люк все еще зачарованно разглядывал ги­гантский крейсер. Глаза у него были столь же голубые и столь же осмысленные, как у ново­рожденного вуки. Потом он вздрогнул, по­ежился, словно его начал бить холодный оз­ноб. А вот Хэну было жарко. На лбу принцес­сы тоже блестела испарина.


— Там — Вейдер, — ломким тонким го­лосом произнес Люк. — Вот на этом корабле.


— Перестань скакать на ровном месте. Цепи пережжешь, — попросил его кореллианин. — Тут полно кораблей.


Скайуокер совету не последовал, его по-прежнему трясло. Хэн вздохнул.


— Ладно, Чуи, держись от этого акселера­та подальше, — он мотнул подбородком в сторону «звездного разрушителя» особо крупных размеров. — Только не дай им понять, что ты не хочешь их видеть...


Аурофф руаргх р-рфроугх? — ядовито поинтересовался Чубакка.


— А я почем знаю? — немедленно озлил­ся Хэн. — Лети...

Он просто бежал, спасая свою жизнь и жизни тех, кто остался на базе. Кроме прибора для ориентирования, он нес с собой только три предмета: жука, растение и пробирку, в которой совершенно случайно оказался образец ядовитых газов.


Ему не полегчало, когда ночь сменилась днем, поскольку сохранять трезвый рассудок становилось все труднее. Он старался бежать, не сворачивая, и надеялся, что не сбился с курса. Его прибор для определения местонахождения барахлил: видимо, газы что-то повредили в нем, поэтому Джерем не был уверен, что бежит в верном направлении.


— Вот будет потеха, если я пробегу мимо базы,— пробормотал он себе под нос. Ему показалось, что он узнал одно изогнутое дерево, но на самом деле они все были похожими.


Какое облегчение он почувствовал, когда увидел, в очередной раз продравшись сквозь заросли кустарника, что на полянке его поджидает «внегаловец».


— База? — выдохнул Джерем.


— Да тут рукой подать, — ответил Йомин Карр, помогая Джерему подняться на ноги. — А где твои друзья?


— Погибли,— запыхавшимся голосом ответил Джерем.— Все.


Йомин Карр схватил Джерема за грудки и заглянул ему в глаза.


— Мы нашли... мы... увидели... Бурю, только это была не буря,— сбивчиво начал Джерем.— Какая-то отрава, биологическая катастрофа. Туча накрыла нас.


— Но ты убежал,— сказал Йомин Карр.


— Они отдали мне свой кислород,— ответил Кадмир дрожащим голосом.


Йомин Карр сильно встряхнул его.


— Кому-то надо было выбраться,— продолжал Джерем,— чтобы предупредить всех остальных. Мы должны покинуть планету на джолианском грузовике.


— Джолианском грузовике? — переспросил Йомин Карр и расхохотался.— Да этот корабль не взлетал с тех пор, как была заложена база, и половина его деталей пошла на обустройство станции. Мы никогда не запустим его.


— Но мы должны! — крикнул Джерем, хватая Йомина Карра за плечи.— Выбора нет!


— Отрава, говоришь? — спросил Йомин Карр, и Джерем взволнованно кивнул.— А может, нам удастся защититься.

Анакин коротко ухмыльнулся. Или одной из подставных фрейлин.


А Падме в это время думала, что богато рас­шитый наряд и замысловатый головной убор идут Джамилле больше, чем ей. По крайней мере, ны­нешняя правительница Набу выглядит в них вели­чественно. По-королевски. И, кажется, у нее не чешется в носу от обилия пудры и не зудит кожа под нарядами в самый неподходящий момент.


Вокруг трона клубился народ: советники, слу­ги, придворные, компаньонки в одинаковых ог­ненно-красных нарядах. Недурное напоминание о самой неприятной стороне дворцовой жизни. Если на твою голову возложили корону, попро­щайся с прелестью одиночества. Оно тебе больше не грозит.


Королева Джамилла поднялась и пошла навстре­чу вновь прибывшим. Падме с легкой завистью думала, что ей ни разу не удавалось встать так гра­циозно. Обычно она опасалась наступить на воло­чащийся по полу подол и растянуться, испортив величие момента.


— Мы беспокоились о тебе, — на выбеленном неподвижном лице шевельнулись кроваво-алые губы. — Мы рады, что ты с нами.


Из-за юго-восточного акцента новая королева слишком твердо произносила согласные. Поэтому речь ее звучала уверенно и мощно.


— Благодарю вас, ваше величество. Я лишь хо­тела служить вам, оставаясь на Корусканте.


— Верховный канцлер уже все объяснил, — прервал излияния Амидалы советник. — У вас был единственный верный выбор — вернуться домой.


Амидала безропотно наклонила голову, обозна­чая кивок. Пока еще ее никто не переубедил, что надо было бросать, не доведя до логического конца, тяжкий труд ради сомнительной безопасности.


— Сколько систем поддерживают Графа Дуку и его сепаратистов? — ровным глубоким голосом произнесла без видимого интереса Джамилла.


Она никогда не питала склонности к легкой светской беседе.


— Тысячи, — с горечью ответила Амидала. — И с каждым днем Республику покидают все но­вые планеты.

Ну ничего, припомнит она дяде Уоррену, все припомнит, как только вернется...


Но размечтаться о мести ей не удалось. Она вдруг ощутила на себе руки Митча Да Сильвы. Властным движением они снова уложили ее в постель. Изогнувшись, она лягнула его ногами. Раздался глухой стон и звучное ругательство.


— Какого черта, Феррис? Вы что, хотите меня убить?


— Это мысль, — пробурчала Лейси, безуспешно стараясь высвободиться. Она ни за что бы не призналась, но от его рук, сжимавших ей талию, от груди, в которую она упиралась спиной, исходили какие-то завораживающие волны.


Ей никогда не было так тепло, так жарко. Он явно не шутил, когда грозился согреть ей кровь!


— Пустите!


— И не надейтесь. Кончайте дергаться, а то, чего доброго, снова ударите меня.


— Я не... — начала было Лейси и умолкла, понимая, что скорей всего да, ударит.


Митч тоже понимал это, судя по улыбке на лице, освещаемом догорающими дровами.


Она все еще пыталась высвободиться, сохраняя последние капли здравомыслия, но он крепко держал ее.


—   Бесполезно, Феррис, угомонитесь и лежите себе спокойно.


Она в последний раз проверила силу его рук. Они по-прежнему крепко держали ее. Тогда Лейси вздохнула и замерла. Оцепенела. Окаменела.


— Расслабьтесь, — дохнул он ей в ухо.


Преподаватель английского объяснял, что оксюморон — это стилистический оборот, в котором содержится кажущееся самоопровержение, к примеру, «звонкая тишина». Расслабиться в объятиях Митча Да Сильвы — это же чистейший образец воплощенного в жизнь оксюморона! Хотя она и так лежала прямым его воплощением — живым трупом.


— В чем дело, Феррис? — поддразнил насмешливый голос. — Боитесь, что я покушусь на вас?


— Конечно, нет!


Она услышала над ухом приглушенный смех, и мурашки пробежали у нее по спине. Проклятие, почему она ответила? Теперь он чувствует себя победителем.


— Тогда почему вы пытались залечь в этой крепости из стульев?


— Боялась потревожить вашу лодыжку, — не найдясь с ответом, соврала она.


— А почему же вы лягнули ее? — въедливо допытывался он.


— Непроизвольно. Я не ожидала, что меня схватят. — Это не было ложью.


— Теперь-то вы знаете, чего от меня можно ждать.


Лейси почувствовала, как он улыбнулся ей в волосы. Она еще крепче прижала руки к груди. Выдержать. Не двигаться. Вдруг его ладонь легла ей на руку.


— Даже в таком напряжении вы очень уютная. Вы знаете об этом, Феррис? — прошептал он.


— Прекратите.


— Прекратить что?


— Говорить... всякую чушь!


— Это не чушь. Это комплимент. Вы не признаете, Феррис, комплименты?


— Это не комплимент!


Он поднял голову и, перегнувшись через ее плечо, заглянул в глаза.


— Нет? — В голосе звучало искреннее недоумение.


— Нет, — сухо повторила она.


Митч с минуту разглядывал ее, потом пожал плечами.


— А я думал, это комплимент. — Он опустил голову на подушку, и его дыхание защекотало ей шею. — Мне нравится, когда мои женщины уютные.


— Я не ваша женщина, Да Сильва.


— О, правильно.

Теперь лето, и я, слава Богу, не замерзну.


Стефани поморщилась.


·         Я была так занята, что совсем забыла про вас, — призналась она. — А как дела у твоей мамы?


·         Она нашла себе то, что нравится, однако туда пока нельзя переезжать, необходим ремонт и новый ковер. Несколько недель она поживет у своей сестры в Омахе.


·         Хорошо, мы тебе что-нибудь подберем. Не отчаивайся.


— Ты серьезно? В субботу я работаю на свадьбе, а в понедельник мне надо выезжать из дома. А ты говоришь: «Не отчаивайся»!


Стефани пожала плечами.


·         Ты всегда можешь приехать и пожить у нас.


·         У тебя же не гостиница. И не забывай, у меня Шнудель.


Джил пошевелилась и открыла глаза.


— У нас коттедж на Сапфировом озере, стоит пустой. Почему бы тебе не перебраться туда на месяц или больше, пока не устроишься?


Кэтлин обдумывала это предложение. Она любила озеро, и летом даже ежедневные поездки в город не причиняли бы ей неудобства. Потом покачала головой:


— Сейчас — разгар сезона. Ты захочешь воспользоваться коттеджем, и я буду мешать.


Джил перевела взгляд со спящей малышки на руках у Кэтлин на другую, ту, что держала Стефани, и откровенно сказала:


— Я не хочу этим летом собирать там шумные вечеринки. Если мне предложат выбрать — вывезти моих крошек и все их вещи на озеро или остаться дома с кондиционером, посудомойкой...


Кэтлин кивнула:


— Я поняла причину. Хорошо, Джил. Принимаю твое предложение — и большое спасибо. Ты — моя спасительница. Через одну-две недели работы поубавится, и тогда я займусь поисками.


Джил зевнула.


— Я передам тебе ключ, если хватит сил сползти с кресла.


Стефани улыбнулась.


— Думаю, Джил, такая лень означает, что тебе не захочется принять участие в катании на коньках, которое мы устраиваем экспромтом сегодня вечером.


·         Ты имеешь в виду катание на роликах? — спросила Кэтлин. — Ты приглашаешь детей?


·         Конечно, но дети — только предлог встретиться.

Пока пароход шел туристическим маршрутом вдоль африканских берегов к сто­лице Туниса, а оттуда к Алжиру и Гибралтару, Морган открыто демонстрировал всем их бли­зость — он, то обнимал ее за талию, то вдруг целовал при всех. А вечерами они частенько убегали в солярий, где Морган целовал и ласкал ее со все возраставшей от поцелуя к поцелую страстью. Когда же судно заходило в порты, то они бывали на всех экскурсиях с другими пасса­жирами и членами экипажа, и почти всегда за­канчивали день в ночном клубе с варьете и танцем живота.


Однако в Гибралтаре все женщины вдруг, словно сговорившись, наотрез отказались идти на еще один танец живота.


— Хорошо, не кипятитесь, — успокоил их Тим Браунинг. — Я тут знаю местечко, где можно посидеть и без танца живота.


И едва не вызвал бунт, когда заставил всех целый вечер смотреть фламенко.


Но все же, они отлично провели время. Путе­шествие было еще далеко не закончено, но это был последний порт перед Англией, что прида­ло настроению некую исступленность, словно все хотели запомнить этот день надолго. Когда они вернулись на судно, одна пара вызвала оживление всей компании, попытавшись сым­провизировать фламенко, но вечер чуть не был испорчен подвыпившим типом, который, танцуя с Лин, слишком близко прижимал ее к себе, не обращая внимания на ее протесты. Морган обо­шелся с ним очень просто и эффективно: взяв его одной рукой за шиворот, другой — за брючный ремень, он сбросил его в бассейн.


— Настоящий мачо, — восхищенно вымол­вила одна из женщин, обращаясь к Лин и на­блюдая за тем, как товарищи со смехом вылав­ливают матроса из бассейна. Она повернулась к Лин и, задумчиво глядя ей в лицо, задала вопрос, который, видимо, очень давно не давал ей по­коя и который в трезвом состоянии она никогда бы не отважилась задать.


— А что, в постели он такой же герой? Лин, с пунцовыми щеками, пробормотала что-то нечленораздельное и поспешила скрыть­ся. Даже если бы она и знала ответ, то никогда бы не стала отвечать. Но хуже всего то, что ответа она не знала — Морган ни разу не до­вел до конца ни одного из их страстных вече­ров в солярии, ни разу не попытался довести их ласки до логичного и все более желанного для Лин конца. Он прекрасно понимал ее чув­ства — он просто не мог этого не понимать, когда сжимал в руках ее трепещущее тело и слышал ее возбужденно-разочарованные стоны, когда она, не в силах совладать уже с тем, что он с ней делал, все же желала еще большей близости.


Вообще ее чувства находились в полном сумбуре. Временами она была ему благодарна за то, что он не торопит события, ибо это при­давало особую сладость каждому новому откры­тию; временами же, когда она доходила почти до исступления, ей страстно хотелось, чтобы он овладел ею сейчас, прямо сейчас. А иногда, ког­да она лежала одна у себя в каюте, разочарован­ная, у нее вдруг возникало ощущение собствен­ной неполноценности и начинало казаться, что его сдерживает только ее неопытность. А мо­жет, он избегает близости из опасения, что она придаст этому слишком серьезное значение? Если это так, то она должна быть ему благо­дарна. Видимо, он не любит ее, но и не хочет обижать ее. Возможно, для него это просто ку­рортный роман, приятное времяпрепровождение, скрашивающее долгое путешествие, которое ни в коем случае не должно связывать его по воз­вращении в Англию.


И хотя разум говорил ей, что она должна быть ему благодарна, чувства ее и всепоглоща­ющее желание очень скоро покончили с благо­разумием. Да и могут ли любовь и разум идти рука об руку? А Лин была уверена, что любит Моргана. Что еще может означать это непре­одолимое желание, это томление в груди всякий раз, как она его видит? Без него она не мыс­лила будущего. Она говорила себе, что все это просто плотское желание, что она сможет это в себе перебороть, но сердце подсказывало, что это не так. Она хотела быть с Морганом, всег­да и в полном смысле этого слова.


Во время стоянки в Гибралтаре и во всех пор­тах, где их корабль останавливался, Морган всегда ходил на почту, и всегда один, и Лин ре­шила, что он посылает телеграммы ее отцу.

Ужасно трудно признавать свои ошиб­ки, да?


Он бросил на нее выразительный взгляд и ус­мехнулся.


— Полагаю, мисс Грейсон, я не смог бы рабо­тать под вашим началом.


Да, наверно, подумала Лиана. Вряд ли он во­обще способен выполнять чужие приказы, а уж женские — и подавно. Больше всего ей хотелось подняться к себе и хорошенько подумать, приве­сти в порядок мысли и чувства, но она заставила себя продолжать разговор:


— Как бы там ни было, должна заметить, что ты не вправе ругать сына за то, что он пытается тебе подражать. Ты же рассказывал ему о своих подвигах в детстве. Ты со мной согласен?


— Нет, не согласен. — Поднявшись, Джед с минуту молча смотрел на нее, но, видимо, пере­думал и, качнув головой, негромко сказал: — Пой­ду поработаю в кабинете. Увидимся утром. Спо­койной ночи, Лиана.


— Спокойной ночи.


Помыв чашки и тарелку Джеда, Лиана убрала посуду и поднялась к себе. Воспоминания обо всем, что случилось со дня ее приезда в этот дом, не давали ей уснуть. На редкость бессмысленное занятие... В конце концов, она убедила себя в том, что увлеклась Джедом потому, что была не в фор­ме, и теперь, зная причину, сумеет справиться со своими чувствами. Ей удалось ненадолго рассла­биться, но, увы, вскоре сомнения вновь одолели ее. Только под утро ее сморил глубокий сон, и, естественно, она проспала дольше обычного. Джед тоже поздно встал, хотя едва ли его мучила бессон­ница, наверно, засиделся за работой.


— Ты не слышала звонка будильника? — недо­вольно буркнул он, разбудив Саймона.


Не утруждая себя ответом, Лиана поставила на плиту чайник, поспешно достала из шкафчика пачку кукурузных хлопьев и пакет молока. Потом началась бешеная гонка. Надо было собрать Сай­мона в школу, отвезти Джеда на работу, причем в последний момент выяснилось, что пропал его портфель с документами. Все бросились его искать, отчего атмосфера еще больше накалилась.


— Ты его не видела? — раздраженно спросил Джед у Лианы.


— Нет, не видела... Саймон, не вертись! — ве­лела она, поправляя ему галстук. — Вот так, хо­рошо. Деньги на обед есть?


— Есть, в кармане... Слушай, я должен идти, иначе опоздаю!


— Ладно, иди. Пока!


Саймон подхватил свой ранец и пулей вылетел из дома. Пока Лиана складывала грязные тарелки в посудомоечную машину, Джед позвонил Хе­дер — спросить насчет портфеля.


— Она говорит, что отдала его тебе! — обвиня­ющим тоном заявил он, вернувшись в кухню.


— Ничего подобного. — Лиана нахмурилась. — Когда?


— Вчера вечером...

По счастью, когда Лаура проезжала по одному из верхних ее этажей, кто‑то как раз освобождал место, и Лаура, поеживаясь под гневными взглядами нескольких автовладельцев, полагавших, что они имеют на освободившееся место больше прав, купила парковочный билет и отважно прилепила его на ветровое стекло.


Джесс стояла прямо у памятника, воздвигнутого в честь графа Грея, одного из первых премьер‑министров Англии. Увидев подругу, она вытаращила глаза. Джесс была ниже Лауры, обычно она, чтобы казаться повыше, носила туфли на высоких каблуках, но сегодня ограничилась сапогами и шерстяными брюками. В итоге контраст между двумя женщинами оказался значительным, и Джесс озадаченно насупилась, глядя на пересекавшую площадь Лауру.


— Я прошляпила какие‑нибудь новости? — спросила она, выслушав объяснения Лауры, и та, понимая, что Джесс имеет в виду ее вид, поморщилась.


— Нет, — запротестовала она, ощущая, впрочем, как по щекам ее прокатывается горячая волна. Хотя ее наряд никак не был связан с появлением Джейка Ломбарда, подспудный смысл вопроса был очевиден.


— Ты уверена? — Джесс взирала на нее с некоторым подозрением. — Мы ведь просто собирались пройтись по магазинам.


— Я помню, — вздохнула Лаура. — Просто мне пришла фантазия в кои‑то веки приодеться. Неужели обычно я выгляжу таким уж пугалом?


— Нет, конечно, — Джесс встряхнула темной головкой. — А это случаем никак не связано с Джулией?


— С Джулией! — Лаура постаралась, чтобы в ее восклицании слышался гнев. — Джесс!.


— Ну хорошо! — в голосе Джесс не ощущалось никакого раскаяния. — Значит, ты с ней не виделась?


Лаура взяла подругу под руку.


— Может, пойдем отсюда? — не отвечая на вопрос, сказала она. — Где будем завтракать?


— Я думала заглянуть в «Фенвикс», — ответила Джесс, изучающе вглядываясь в подругу. — А по дороге можно будет зайти в универсам.


— Превосходно.


Лаура кивнула, они пошли через площадь к дверям упомянутого Джесс большого универсама. Бродя по нему, разговаривать было почти невозможно, и лишь когда Джесс свернула в отдел, торговавший товарами для будущих матерей, Лаура сообразила, о чем хотела рассказать ей подруга.


— Так ты беременна! — воскликнула она и, когда Джесс с некоторой робостью кивнула, обняла ее. — Как чудесно!


— Ты думаешь? — в облике Джесс явно поубавилось самоуверенности. — Не знаю, не знаю.


— О чем ты? — нахмурилась Лаура. — Разве ты не хочешь, чтобы у вас была настоящая семья?


— Хочу, ты же знаешь. Вернее, хотела, — поправилась Джесс и вздохнула. — Только, Лаура, мы с Клайвом женаты почти пятнадцать лет. Тебе не кажется, что я уже слишком стара?


— Слишком? — в сознании Лауры завертелись непрошеные мысли о Джейке, и ей пришлось сделать усилие, чтобы их отогнать. — Да какое там слишком! А что думает Клайв?


— О, Клайв на седьмом небе, — хмуро сказала Джесс, разглядывая синее с белым платье для беременной женщины прямого классического покроя. — И все же, после стольких лет! Никогда не думала, что мне придется заводить первого ребенка в таком возрасте!


— Множество женщин впервые рожают, когда им под сорок, — решительно заявила Лаура. — В особенности те, у которых карьера на первом месте, а семья на втором. — Да, но ко мне‑то каким боком это относится? — вздохнув, сказала Джесс. — Когда я была моложе, мне очень хотелось ребенка. А теперь я уже ни в чем не уверена. — Ни в чем?


Лаура недоверчиво уставилась на нее, и Джесс выдавила сокрушенную улыбку.


— Да нет, чего уж там. Я хочу ребенка. Я только боюсь осложнений.


Лаура покачала головой.


— Не надо быть такой пессимисткой. Если тебе непременно нужно смотреть на дело с этой стороны, так и у женщин помоложе нередко возникают проблемы. Следи за собой, слушайся врача, и все будет отлично. Не такое уж это и сложное дело, Джесс. Честное слово.


— Тебе легко говорить, — возразила Джесс. — Ты родила еще девочкой. А я старая замужняя женщина.


— Чушь, — твердо сказала Лаура. — И не заметишь, как управишься. Так когда ожидаются роды? Внешне ты ничуть не переменилась.


— В конце сентября, — ответила Джесс, машинально проводя ладонью по животу.

ЛЕТНЯЯ БУРЯ


 


Эмма ГОЛДРИК


Анонс


     Казалось бы, нет ничего общего между молодыми людьми, живущими по соседству, они во всем несхожи: разные взгляды на жизнь, разные вкусы. Романтичная молодая скрипачка - и зрелый, в расцвете сил, процветающий бизнесмен, но главное - оба никак не стремятся связать себя узами брака, напротив, поначалу даже мысль об этом кажется обоим невероятной. Ссоры по пустякам, взаимные обвинения - читатель, конечно, вспомнит бессмертное “Укрощение строптивой”, тем более что Чарли и Фила ждет тот же финал: любовь, выдержавшая столько испытаний, непременно будет счастливой.


Глава 1


     Мисс Клодия Сильвия сорок лет проработала секретаршей у президента рыболовной компании “Этмор”. Начинала она за шесть лет до рождения теперешнего президента, чей гневный голос доносился сейчас до ее слуха. Клодия опустила голову и пожалела, что соединила его по телефону. Молодой Фил Этмор владел необыкновенно богатой лексикой, по большей части непечатной. Уловив знакомый треск вырываемого из розетки телефонного провода, Клодия спокойно прикрыла чехлом компьютер, засунула папку с входящими документами поглубже в письменный стол и встала, недоумевая, почему после всех скандалов, разразившихся в последние месяцы, она не предложила Шарлотте Макеннали перезвонить в начале следующего века.


     Но по крайней мере одной неприятности удалось избежать - на этот раз он не выкинул телефонный аппарат в окно. С этой мыслью она выбежала из приемной, свернула направо по коридору и юркнула на всякий случай в кладовую уборщицы. И как раз вовремя, так как шеф словно вихрь пронесся по холлу, крича на лифтера.


     - Я прибью эту чертову бабу, - бормотал про себя Фил Этмор, усаживаясь в новый “порше” и с ревом выезжая из гаража, - а может, это слишком жирно для нее. - И он резко повернул руль.


     С полсотни гудков громко сигналили, пока он втискивался в транспортный поток. Дорога была скользкой после раннего дождя, пролившегося на Новую Англию. Из порта неподалеку тянуло запахом сырости и морской воды. Несколько чаек, отдыхавших на пролетах старого моста, с недовольным видом взметнулись в воздух и полетели к морю. Позади Фила раздался сигнал. Он повернулся и посмотрел на следовавшую за ним машину, колеса которой едва не врезались в опору пирса, отчего настроение Фила слегка улучшилось, но только слегка.


     Выруливая вниз к перешейку, он рисовал в воображении изощренные пытки. Может, кипящее масло? Или распятие? Господи, как такой пигалице удалось нарушить всю его жизнь? Два месяца, если не больше, эта скрипачка Шарлотта Макеннали была как бельмо у него на глазу, ущемляла его чувство собственного достоинства. Он снизил скорость у понтонного моста, соединяющего Норманс-Айленд с материком. Мост был временным сооружением, построенным сразу после урагана 1937 года. Доски дрожали и трещали под тяжестью машины. Вот уже пятьдесят лет члены городского управления обещали построить новый, однако на острове Норманс-Айленд площадью всего в тридцать шесть акров, находившемся в ста ярдах от береговой линии города Фэрхейвен, стояли всего только два дома. У города же были более срочные дела.


     Когда Фил подъехал к дому, из-за облаков показалось солнце. Типичные для Кейп-Кода <Залив в штате Массачусетс.> коттеджи стояли едва в ста ярдах друг от друга на вершине небольшого холма. Вокруг домов было открытое, заросшее травой пространство с редкими, чахлыми деревьями. Остальная часть острова представляла собой песчаную дюну, отлого спускавшуюся к заливу. Во время весеннего прилива, в полнолуние, почти весь остров оказывался под водой, обычно же он был одним из лучших пляжей в штате.


     У цепной ограды восьми футов высотой была припаркована полицейская машина. Это в последнее время уже стало привычным. Ограда служила границей между двумя земельными владениями. На крыше автомобиля медленно вращалась красно-синяя мигалка. Шарлотта Макеннали сидела на верхних ступенях своего крыльца.


     - Как же ты сразу ее не узрел? - пробормотал про себя Фил, резко затормозив на узкой грязной дороге. - Еще эти огненно-рыжие волосы пылают на солнце! Хорошо бы повыдергивать их по одной волосинке. - Мысль показалась ему прекрасной.

Ей и так было не по себе, а тут еще он расхаживает перед ней в чем мать родила!


В дверях ванной Джейк задержался, полные губы тронула интригующая улыбка.


– Сержант, говоришь? Интересная мысль, мы вернемся к ней позже, после того, как я приму душ. Тебе не надо вставать, я принесу кофе прямо сюда.


Кэти уселась в кровати. Оглядевшись по сторонам, увидела валяющуюся на полу ночную сорочку, встала, надела ее. Инстинкт подсказывал немедленно бежать отсюда, спрятаться от Джейка, от самой себя, запереться от всего мира, но что‑то удерживало ее на месте.


Быстро забравшись обратно в постель, она невидящими глазами уставилась в белоснежный потолок. Целую вечность ее не было в Англии, теперь она вернулась, и что же? Ни к чему хорошему это не привело, она возвратилась к тому, от чего бежала много лет назад: снова оказалась в постели с Джейком. Но, если не кривить душой, именно к этому она и стремилась все это долгое время.


Ночью – Кэти беспокойно заметалась – она занималась любовью с Джейком, после чего вдруг обвинила его в холодном, расчетливом бессердечии. Неужели у нее повернулся язык сказать, что ненавидит его? Да, все так и было, но в глубине души Кэти знала, что это не так, далеко не так.


Ничего животного в его любовных ласках не было, по здравом размышлении решила она. Он, без сомнения, был изощренным любовником, но в последние секунды до достижения пика он стал таким же беспомощным, как и она. Мгновение за мгновением восстанавливая в памяти минувшую ночь, она была вынуждена признать, что Джейк не был с ней груб, он неподдельно желал ее и, если не брать в расчет его нелепое замечание, был даже нежен.


Под осуждающим взглядом суровой миссис Чарльз они поужинали тогда, едва перекинувшись парой слов. Мысли Кэти были целиком заняты тем, что будет с ней той ночью. Иллюзиям пришел конец, Джейк все равно возьмет свое. Кэти поняла, что попала в рабство двух противоречивых чувств: страха перед будущим и непреодолимого желания снова оказаться в его объятиях.


В маленьком внутреннем холле они выпили кофе и просмотрели по телевизору последние известия. Из телепередачи Кэти не запомнила решительно ничего, настолько взвинченны были ее нервы.


Джейк, погрузившись в собственные мысли, молчал. Едва ли не через полчаса после передачи он объявил, что у него есть кое‑какие дела, и быстро вышел. Кэти с облегчением вздохнула и, собравшись с силами, пошла в спальню. Залезла под душ. Она так расслабилась, что даже не заметила, как дверь ванной раскрылась. Выпрыгнув из‑под упругой струи, она схватила полотенце и резким движением прижала его к себе.


– Джейк, что ты делаешь? Неужели так необходимо неожиданно врываться ко мне? – вскричала Кэти. Ответ был очевиден: Джейк стоял перед ней, раздевшись до трусов. Огромное тело до отказа заполнило собой всю ванную.


– Мне просто захотелось составить тебе компанию, – хрипловато произнес он. Глаза, оглядывающие ее мокрое тело, почернели до невозможности.


Ноги Кэти подкашивались: во взгляде Джейка ясно читалось хищное, полуживотное желание.


– Нет, – едва слышно прошептала Кэти.


– Да. – Покрытая загаром рука вырвала полотенце из ее дрожащих пальцев, и пылающие глаза уставились на капельки воды, стекающие между ее полных грудей. – Ты, оказывается, намного красивее, чем я тебя запомнил, – задыхаясь, произнес Джейк. Когда он продолжил, голос его обрел силу: – Я так давно ждал этого момента. Прошлой ночью я старался соблюсти приличия, но учти, это было в последний раз.


Кэти отпрянула, уперлась спиной в стенку. Дальше отступать некуда. Напряжен был не только его голос, чего она, естественно, не могла не заметить. Его рука потянулась к ней.


– Это так‑то ты намереваешься выполнять свою часть нашего сговора, Кэти? Если помнишь, я сделал тебе предложение и ты его приняла, не так ли? Как и деньги, вложенные мной на следующий же день в фирму. Итак, ты приняла мое предложение. Цена назначена, – саркастически добавил Джейк. – Теперь ты в полной безопасности, бояться нечего, ведь так?


Сердце бешено колотилось в груди, кровь прилила к щекам. Какая, к черту, безопасность? Как объяснить ему, отчего она трепещет перед ним? Когда‑то они любили друг друга, но это было совсем иначе, не то, что сейчас; тогда их слияние было нежным, Господи, таким нежным…


Руки Джейка притянули к себе ее мокрое тело, их губы слились в долгом поцелуе.

Темные стекла не только защитили бы ее от слишком сильного света, но и при необходимости помогли бы скрыть выражение глаз. Она хотела вернуться за очками, но подумала, что Роберт, наверное, уже заметил ее. Пришлось направиться прямо к нему, стараясь сохранить спокойный и невозмутимый вид.


Роберт был один. Миссис Ньюмэн, по всей видимости, занималась домашними делами и руководила приготовлениями к ланчу. Роберт оставался на том же месте, около бассейна, и сейчас задумчиво смотрел на воду. Оказалось, он не видел, как она вошла. Несколько мгновений, пока он не услышал ее шаги и не повернулся к ней, она могла наблюдать за ним незамеченной. Глядя на него, она вспомнила все, что между ними было, и ее сердце заколотилось. Было бесконечно мучительно осознавать, что этот спокойно сидящий, как бы отдыхающий человек не может встать с кресла и подойти к ней. Тоби ощущала и жалость, и сострадание, совсем забыв о предупреждении Марка, что Роберт не выносит сочувствия к себе. В конце концов, они были слишком близки, они любили друг друга, они были любовниками. И в первый раз она подумала о прошлом почти без горечи.


– Тоби! – позвал он ее с неподдельным дружеским энтузиазмом. – Идите сюда! Марк пошел переодеться, но, наверное, скоро вернется.


– Конечно. Я... я только что встретила его. – Тоби непроизвольно ускорила шаги и подошла совсем близко к нему. – Я... э... прекрасный вид, правда? – Она указала рукой на бухту и открывающийся за ней океанский простор. – Наверное, вам никогда не надоедает любоваться им?


– Вы, пожалуй, удивитесь, – суховато заметил он, глядя снизу вверх с кривой усмешкой, – но если это единственный доступный тебе вид, то он кажется немного... однообразным.


– О, я... – покраснела Тоби, – я не хотела сказать... в общем, я не подразумевала под этим...


– Я знаю. – Он улыбнулся такой знакомой улыбкой. – Может быть, вы сядете? А то я растяну шею, если все время буду смотреть на вас снизу вверх.


– Простите меня. – Тоби торопливо уселась на низкое кресло рядом с Робертом. – Я не подумала. – Ее пальцы вцепились в сиденье. – Э... сегодня чудесный день, да? А когда я улетала из Лондона, вовсю лил дождь.


– В самом деле? – Теперь он сидел чуть‑чуть выше, чем она. – Да, это характерно для местного климата. Здесь почти всегда стоит хорошая погода.


Она почувствовала иронию в его голосе и поняла, что взяла неверный тон. Он, видимо, решил, что перед ним одна из тех глупеньких дамочек, которые способны думать только о последних модах и косметике. И в самом деле, до сих пор она не показала ему ни капельки своего ума и образованности.


– А вы... пишете картины в помещении, мистер Лэнг? – решила она перевести разговор на тему, которая казалась ей безопасной.


Он кивнул.


– Можно сказать, что так, – произнес он, слегка поворачиваясь в кресле и указывая на дорожку, ведущую за угол дома. – Там у меня мастерская. Она пристроена к дому, но вход – только снаружи. Вон там, если вам интересно. А зовут меня Роберт. Не хочу, чтобы будущая невестка называла меня мистером Лэнгом.


Тоби снова покраснела.


– Хорошо, – смущенно сказала она. – Я хотела бы спросить – вы работаете сейчас над какой‑нибудь картиной?


– Сейчас? – раздраженно переспросил он, явно смеясь над ней, и Тоби вздохнула.


– Понимаете, я хочу сказать... – воскликнула она, впервые за время беседы перестав осторожно выбирать слова. – Я спрашиваю, есть ли у вас сейчас заказы? Ведь писать портреты здесь не с кого...


– А вы хорошо разбираетесь, – заметил он, прищурив темные глаза. – Вы знаете толк в живописи, да, Тоби? Только не надо мне повторять, кто ваш любимый художник...


Тоби почувствовала, что ступила на опасную дорожку. Надо было срочно выкручиваться.


– Я... когда‑то работала в картинной галерее, – сказала она и тут же пожалела об этих словах. Марк ничего не знал о картинной галерее. Сообщив о ней Роберту, она приблизилась к запретной черте.


– В картинной галерее, – повторил он, пристально посмотрев на нее. – В какой галерее? Где? В Лондоне?


– Нет... в Рединге, – солгала она, назвав первый город, который пришел ей на ум. – Это маленький городок. Там была не настоящая галерея, а так... выставочный зал при публичной библиотеке.


Роберт нахмурился.


– В самом деле?


Она кивнула.


– Но... но я давно оставила эту работу.

Если от его решения зависят интересы семьи, он может быть беспощадным.


Джордан опустила глаза на уже пустую тарелку, пряча тревогу. Соня лишь подтвердила то, о чем Райнер уже рассказывал ей. Для нее это не должно было стать таким уж сюрпризом. Если бы он мог понять! Разрушая «Рог изобилия», он разрушит все то, что Торсены так горячо любят, – семью, традиции.


Она подняла глаза и увидела проталкивающегося к ней сквозь толпу Райнера. Их взгляды встретились. И вдруг она поняла, что любит его. Мысль эта причинила ей боль, но тут уж она ничем себе не поможет. Ее с неодолимой силой потянуло припасть к нему, утонуть в его объятиях, а сердце мучительно сжалось. Безысходная ситуация.


Потому что, несмотря на любовь, между ними по‑прежнему стоял «Рог изобилия»


– Что случилось? Что было не так? – спросил Райнер на пути домой.


Джордан уставилась в окошко.


– Что может быть не так?


– Давай по очереди. С чего начнешь? С Торсенов – или же с «Рога изобилия»?


Начинать нужно с того, что я люблю тебя, чуть не вырвалось у нее.


– Извини. Я не хотела тебе все испортить. – Она постаралась, чтобы голос у нее звучал более радостно. – Все такие милые. Мне понравился твой отец. Я не знала, что он прикован к инвалидной коляске.


– Он сломал позвоночник пятнадцать лет назад. – Райнер нахмурился. – Ты не ответила на мой вопрос. Что же не так?


Джордан наклонила голову, голос ее был очень сдержанным.


– Я думала о нашей ситуации. – Она вздохнула. – И не вижу ни единого выхода.


На Баллардском мосту замигали предупредительные огни, и шлагбаум опустился, перекрывая дорогу. Райнер остановил машину и выключил двигатель. Джордан увидела мачту корабля, ожидавшего разведения моста. Без единого слова она открыла дверцу и, выбравшись из машины, направилась к парапету. Перегнувшись вниз, она смотрела, как корабль разворачивается к фарватеру.


Райнер присоединился к ней. Положив руку ей на талию, он привлек ее к себе.


– Все решится. Дай время.


– Как? – Джордан вскинула подбородок. – Мы должны склониться перед великими Торсенами? «Рог изобилия» должен получить другое название – например, «Северный магазин Торсенов»?


– Возможно. А возможно и другое. Что думает по сему поводу Клетес?


Она чуть не рассмеялась.


– Он думает, что ты будешь до конца дней своих платить нам за свою работу. Или же что он однажды проснется – а ты исчез, и все наши проблемы решены.


– Невероятно.&nbsp;– Две половинки моста разошлись и вонзились вертикально в ночное небо. Корабль начал медленно проходить под мостом. – Мне так жаль, что ты одна со всеми своими проблемами, Джордан. Мне бы хотелось… – он замолчал, не закончив фразу.


– Мне тоже… – прошептала Джордан.


Мост стал опускаться, и они вернулись в машину. Райнер не произнес ни слова за всю оставшуюся часть пути. Да и добрались они молниеносно.


– К черному ходу? – спросил он, подъехав к магазину.&nbsp;– Она кивнула, он обогнул дом, остановился у задних ворот и помог ей выйти. – Спасибо за то, что поехала со мной. – Обняв ее за плечи, он прошел с ней к дому через поросшую высоченной травой, заброшенную лужайку.


– Надо бы скосить ее, – со стыдом прошептала она.


– Ну разумеется. Как‑нибудь, после того, как закончишь всю работу в магазине, часов в двенадцать придешь сюда с косилкой, а потом утром встанешь в пять, чтобы ехать на оптовый рынок.


– Ладно, тогда я найму кого‑нибудь. – Она засмеялась и прижалась к нему. – Не хочешь заработать пятерку?


Он взглянул на нее и весело фыркнул. Потом веселье его растаяло, лицо стало серьезным.


– Джордан, я…


Его речь была прервана разъяренным кошачьим визгом. Злючка, явно недовольный тем, что Райнер поставил ногу ему на хвост, решил оправдать свое прозвище. Десяток острейших когтей вцепились Райнеру в лодыжку.


Бормоча проклятия, Райнер дернул ногой, стараясь сбросить озверевшее создание. Кот упорствовал, все сильнее запуская когти в тело.


– Отпусти меня, Райнер, иначе мы… – она поскользнулась и упала, увлекая за собой Райнера вместе с котом, – свалимся, – закончила она фразу, пытаясь спихнуть его с себя. – Тебе никогда не говорили, что ты тяжелый?


– Это не я, это кот, он у меня на спине.

С вашей стороны нехорошо постоянно об этом говорить.


– Ваш хвост крайне заинтересовал меня, – безмятежно продолжал он, пропустив ее замечание мимо ушей. – При ходьбе вы вертели им очень сексуально.


Эбби понимала, что он намеренно провоцирует ее, старается вывести из себя, и, если она поддастся и вспылит, он от души позабавится. Ну уж нет, такого удовольствия она ему не доставит. Эбби рассмеялась волнующим грудным смехом и положила ногу на ногу. Юбка скользнула к бедрам, обнажив колени. Пусть вволю налюбуется ее стройными ножками! Если он предпочитает видеть в ней сексуальный объект, она воспользуется своими преимуществами на все сто процентов!


– Я всегда стараюсь извлечь максимум выгоды из любой ситуации, – промурлыкала она, – и в случае необходимости способна на самые неожиданные поступки.


– Не сомневаюсь, – отозвался он внезапно охрипшим голосом. Их взгляды скрестились, и ни один не желал первым отвести глаза. – Что касается ваших планов в отношении меня, – наконец произнес он, – я согласен давать интервью при условии, что журналист мне понравится, а разговор будет серьезным и разумным. Но учтите, моя личная жизнь должна остаться тайной. Отвечать на бестактные вопросы я не намерен.


– Понятно, – сказала Эбби, внезапно ощутив острое желание проникнуть в эту тайну.


– Что касается остальных сотрудников, я ничего не имею против их участия в рекламной кампании, если они согласятся. Я уже поговорил с Элизой Джордан, она в восторге от этой идеи. Кроме того, вам следует встретиться с Энрико Сальвини, начальником продовольственного отдела. Я ему позвоню и, если он на месте, познакомлю вас. Он молод и красив и, кроме того, профессионал высокого класса. Для ваших целей он отлично подойдет.


Сняв трубку одного из телефонов, Росс попросил секретаршу разыскать Сальвини и прислать к нему.


Ожидая прихода Энрико, Хант не делал попыток продолжить разговор. Желая показать, что она не хуже его может играть в молчанку, Эбби сделала вид, что изучает свой экземпляр отчета, хотя знала его наизусть. Краем глаза она заметила, что Росс занялся тем же самым. Он приподнял часть страниц, и из них выпал сложенный листок бумаги.


Росс наклонился и поднял его с пола.


– Е.К.В.Р.Х.,&nbsp;– прочел он, глядя на пять букв, несколько раз нацарапанных на бумаге.


Сердце у Эбби тревожно застучало, но ей удалось сохранить безразличный вид.


– Чьи‑то каракули, – пожала она плечами.


– Ваши. У вас очень характерный почерк. Эбби взглянула на листок.


– Да, верно. Я часто пишу или рисую что‑нибудь, когда работаю. Должно быть, этот клочок бумаги случайно оказался между двумя страницами.


– Меня не интересует, как он сюда попал, я хочу знать, что тут написано. «Р.Х.» – мои инициалы, верно? Любопытно было бы выяснить, что означают остальные буквы.


Сердце у Эбби снова замерло, но, понимая, что он не отстанет, она решила сказать правду.


– Это означает «Его королевское высочество».


Его лицо оставалось непроницаемым.


– Вы считаете меня деспотичным человеком?


–&nbsp;Даже чересчур.


– Это вас беспокоит?


Мысленно представив себе, как он разрывает контракт и объясняет свой поступок ее грубостью, Эбби пожалела, что не может сию же минуту провалиться сквозь землю. Если после этого отец попросит ее оставить работу, он будет совершенно прав. Надо попытаться свести возможный ущерб до минимума.


– Какой бы ни был трудный клиент, – сказала она, – я всегда стараюсь найти с ним общий язык, даже если приходится унижаться, что я сейчас и делаю! Конечно, мне легче работать, если не приходится защищаться.


– У меня сложилось впечатление, мисс Стюарт, что вы по натуре борец.


– Верно, но бой должен быть честным. Вы клиент, поэтому и заказываете музыку. Я же не могу бороться с вами на равных, правда? Особенно учитывая то, что не хочу потерять выгодный контракт.


Росс стиснул зубы и нахмурился.


– Создание «Куперс» далось мне нелегко и потребовало огромных усилий. Пришлось проявить недюжинную волю и энергию, идти вперед, невзирая на сомнения и колебания окружающих, поступать так, как я считал нужным, и требовать того же от других. Вы, несомненно, назвали бы такое поведение деспотичным.


– Угадали. Вам не кажется, что ваши подчиненные работали бы куда лучше, если бы вы не запугивали их до смерти?


– Вам кто‑то пожаловался на меня?


– Разумеется, нет.

&nbsp; &quot;Знаком ОРЮР служит геральдическая лилия с изображением Святого Великомученника и Победоносца Георгия, поражающего дракона. Под лилией, на ленточке с загнутыми вверх концами, прописными буквами надпись :

  "Знаком ОРЮР служит геральдическая лилия с изображением Святого Великомученника и Победоносца Георгия, поражающего дракона. Под лилией, на ленточке с загнутыми вверх концами, прописными буквами надпись :

  "БУДЬ ГОТОВ !". Под ленточкой - узелок "доброго дела", напоминающий о скаутском долге помощи ближним". ( устав ОРЮР, §1.9)

  Откуда появилось у нас сочетание именно этих символических и геральдических элементов?

  Ответ на этот вопрос одновременно и простой и сложный.

  Святой Георгий поражающий зло в виде дракона появляется в иконописи в самые древние времена, когда Русского Государства еще даже не намечалось.Однако, с Крещением Руси, он как один из первых Святых " попадает " в Россию,и поминается на службах сразу после Святых Апостолов : " Святых Славных и добропобедных Мученников... ", вместе со Святым Пантелеймоном. Первый из них был воином, сражающимся против зла, второй был врачом, т.е. воином против болезни, и это не без замысла : Святая Церковь зло, т.е. грех, толкует как заболевание души, наряду с телесными заболеваниями, и человек при помощии споведи и причащения " лечится " от них. ( " Во исцеление души и тела...")

  В иконописи. Святой Георгий изображается чаще всего сидя на коне, держав правой руке копье, пронзающее горло чудовищного змея-дракона. Копье -заостренный посох - на иконах изображается с крестообразным верхним наконечником. Ввиду того, что копье находится в правой руке, логичным порядком сама фигура всадника повернута вправо.

  Иконопись как такова подвергается очень строгим правилам, или канонам, несоблюдение которых просто-напросто переводит каждое неправильное изображение в общую " мирскую " категорию простой живописи. Например, если не хватает на образе надписи об изображенном сюжете, то уже образ не может войти в категорию икон.

  Вернемся к нашей лилии.

  На ней находится изображение Святого Георгия, без надписи, из чего мы выводим, что, хоть и сам сюжет изображает Святого Георгия, уже этот его образ не может относиться к категории икон. К тому же, оптически держит он копье будто в левой руке, и сама фигура повернута влево.

  По какой это причине?

  Ответ однозначный : на нашу лилию Святой Георгий явно попал не как непосредственное изображение с иконы. Подлинник его следует искать в государственном гербе Российской Империи, на груди двуглавого орла, как изображение исторического герба города Москвы, в геральдически центральной позиции столицы государства.

  И вот мы попали из области иконописи в область геральдики.

  В своей книге "Земельные гербы России", Н.Н. Сперансов пишет следующее:

  "Геральдика, это наука о гербах... Она способствовала тому, что разные гербы, даже изображающие одинаковые предметы и живые существа, делались не похожими друг на друга... Это достигалось разработкой правил расположения фигур на щите, их формой и раскраской... Геральдика систематизировала употребление разных фигур и ввела для многих из них свое назначение и свои названия...

  В средние века гербы изображались на боевых щитах.

  В геральдике считается, что правая сторона герба (и щита) та, которая находится справа от воина, держащего щит впереди себя левой рукой.

  Одно из главных правил показа фигур на гербовом щите : живые существа(всадник, зверь) должны быть повернутыми к геральдически правой (т.е. оптически левой) стороне. Это правило было введено в геральдике для того, чтобы живые существа, изображенные на щите, который висел на левом боку воина, не казались убегающими от противника.

  Но в древних русских эмблемах живые существа бывали повернуты и влево.Конечно, такой исторически сложившийся поворот в древних эмблемах следовало сохранить. Но царские чиновники, отклонившись от национальной эмблематики,"поправили" в XVIII и XIX веках многие старинные изображения по-западноевропейскому(главным образом французскому) фасону." ( И.И. Сперансов, "Советская Россия" Москва, 1974)

  Вернемся к Москве и к ее эмблеме.

  Впервые появляется эмблема конного воина, поражающего крылатого змея,на печатях города Москвы на грамотах 1390 и 1401 годов, при княжестве сынаДмитрия Донского, Василия. Ссылался этот герб конечно на недавнее поражение татар на Куликовом поле, в 1380 году. И еще не представлял он из себя изображение Святого Георгия, а просто "ездеца". Превращается ездец в Святого Георгия значительно позже, в начале XVIII века, уже при Петре Великом. И берется сюжет уже непосредственно из иконографии, но в согласии с канонами геральдики:во-первых, в геральдике не принято помещать надписей на щите, во-вторых повернут всадник оптически влево, из чего можно сразу вывести несовместимость канонов геральдики с канонами иконописи. Изображение может относиться или к первой или ко второй категории, но не к обоим. Это две разные науки,которые путать было бы просто некультурно.

  Город Москва в этом 1997 году празднует свое 850-летие с года ее основания.

  Значит, (по арифметике Пупкина), основана была Москва в 1147 году и,как каждому разведчику второго разряда известно, основоположником Москвыбыл некий Князь Юрий Долгорукий, сын Владимира Мономаха. Великокняжеский престол находился тогда еще в Киеве, и только сын Юрия Долгорукого, Великий Князь Андрей Боголюбский, перенесет престол в город Владимир, заложив этим основу Владимиро-Суздальского княжества. А пока еще в протяжении долгих столетий Москва останется глухой деревней.

  Но...настает татарское иго, впоследствии которого именно этот маленькийгородок, под управлением своих князей, сумеет собрать землю российскую на подвиг против татар, уже в 1380 году, на Куликовом поле. Тут Великие Князья московские и выбирают гербом Москвы изображение конного воина. А держит воин копье, чтобы с высоты коня достать зверя. Значит, копье, это продление руки. А основал Москву Юрий Долгорукий, что значит: Юрий = Георгий,с длинной рукой = с копьем.

  Можно, следовательно, предположить, что изначально на московком гербовом щите был изображен сам Юрий Долгорукий, в символической позе поразителя татар, ибо сам он заложил Москву-поражающую. В протяжении последующих веков,этот образ Юрия Долгорукого все больше и больше перекрывается с образом Святого Великомученника Георгия, как образ победы не только над татарами,национальное зло или несчастие, а уже как образ общей победы над всемирным злом.

  ски. С.Тарасов, 1977 г.


pp10011.jpg






 








Чудо Георгия о змие. 16 век. Северные письма.Государственный Эрмитаж.



Походный образ св. Георгия, полученный каждым отделом от Старшего Русского Скаута (работа художника скм. Г.П. Жукова)



pp10012.jpg


  Предисловие

&nbsp; Психофизиология помогает нам, как мы видим, не только констатировать сложность поведения человека по сравнению с.животными, но также частично объяснить ее сложностью его нервной системы. Менее сложная нервная система у животного делает невозможной столь неограниченный ряд поведений, который присущ нервной системе человека.

  Психофизиология помогает нам, как мы видим, не только констатировать сложность поведения человека по сравнению с.животными, но также частично объяснить ее сложностью его нервной системы. Менее сложная нервная система у животного делает невозможной столь неограниченный ряд поведений, который присущ нервной системе человека.

  В заключение можно сказать, что психофизиология окончательно отделила человека от животного. Человек - не только сложное животное; он способен на специфические поведения, которые не только разнятся по своей структуре, но и по своей натуре от поведения животных. Хотя сложность его нервной системы может объяснить сложность его поведения, она не может объяснить эту формальную разницу. Психофизиология еще не нашла /и, по всей вероятности, никогда не найдет/ причину этой разницы. Но в данный момент она может уже утверждать, что нервная система не может быть "примус мовенс" поведения человека.

  Так как волевые акты являются преимуществом человека по отношению к тропизмам и инстинктам, которые он разделяет с животными, необходимо развивать волевые способности разведчиков. Этого можно добиться заставлял их продумывать заранее свои действия, а также критиковать уже законченные действия. Разведческие как и библейские, законы - не противоестественные законы. Их цель помочь человеку стать полноценной личностью, умеющей развивать свои качества и бороться со своими недостатками, давая ему критерии,по которым он должен жить. По этим критериям разведчик и должен уметь судить о своем поведении, стараясь на каждом шагу его приблизить к идеалу.

  6. Социальная психология

  Исторически социальная психология является компромиссом между психологией и социологией. Однако она, пожалуй, ближе к психологии, чем к социологии, потому что ее цель - изучение психологических основ социальных групп.

  Понятие "группа" определяется как совокупность индивидуумов, между которыми существуют явные и взаимные психологические отношения.

  /Таким образом,для психосоциолога звено или отряд составляют из себя группу/. Роль социальной психологии не исчерпывается изучением существующих групп. Она изучает их формирование и эволюцию, а также, в некоторых случаях, их разложение.

  Изучение немногочисленных групп привело к ряду методов техники, касающейся "водительства" /лидершип/, и к их развитию. Основная цель этой техники - это соблюдение сплоченности членов групп. Они дают очень интересные результаты на различных предприятиях, где встречаются трудности общения и сотрудничества среди руководителей, рабочих или между рабочими и руководителя" ми.

  Необходимо, чтобы руководитель, а также и вожак, знали бы следующие принципы:













  - надо постоянно держать личный контакт с каждым разведчиком, а также и с его семьей;



  - группа может вести активную работу исключительно при наличии полного доверия между ее членами;



  - важные вопросы, касающиеся жизни отряда, должны решаться руководителем принимая во внимание потребности ребят.



Но на современных больших предприятиях существуют не только немногочисленные группы /как "административный совет, мастерские и т.д./. Чтобы наладить взаимоотношения между людьми, которые редко лично встречаются, но имеют неизбежную связь друг с другом через третьих лиц, социальная психология разработала целую теорию "коммуникаций" /сообщений/.

  Один из основных принципов этой теории может послужить и в разведческой жизни: никакая информация, никакое приказание не должно даваться через голову непосредственного начальника группы. Если, например, начальник отряда дает ребятам приказание помимо вожака, он подрывает его авторитет. Все его приказания, инфомации, просьбы... должны проходить через вожака иди при вожаке после того? как последний принял участие в обсуждении или просто был поставлен в известность.

  Расширяя понятие группы, мы можем считать входящими в одну и ту же группу всех людей, которые в какой-то момент имеют то же поведение, например, всех покупателей, всех голосующих и т.д. Социальная психология остановилась на психических причинах тех или иных разновидностей поведения этих людей. Эти разновидности руководятся мотивациями. Это - система стимулов /мотивов/, сознательных или бессознательных, побуждающих человека к тому или иному поведению или на ту или иную деятельность. В качестве мотивов могут выступать представления и идеи, чувства и переживания, выражающие материальные или духовные потребности человека. Например, в классе ученики должны выполнить определенную задачу,но мотивы могут быть различные: один ученик стремится приобрести знания, другой получить одобрение учителя, третий интересуется самой задачей. Это открытие - одно из самых крупных вкладов социальной психологии в психологическую науку: любой акт поведения побуждается не одним, а несколькими мотивами, среди которых некоторые играют ведущую роль. Соотношение ведущих и подчиненных мотивов составляет систему мотивации данного поведения. Эта теория мотивации служит в педагогике: самая главная задача педагога - это выявить у ребенка мотивацию к его труду. Она освещает также все вопросы общей психологии, относящиеся к человеческому поведению.

  Руководитель должен отлично знать все двигатели, побуждающие каждого разведчика к работе над собой. Он должен их максимально использовать на благо разведчика: будь то самолюбие, эстетические вкусы, любовь к природе, желание доставить удовольствие родителям и т.д. Он должен также стараться развить в разведчике новые двигатели,побуждающие его к самоусовершенствованию, раскрывая перед ним те или иные идеалы.

  Как мы видели выше, социальная психология служит для улучшения отношений между служащими на предприятиях. Однако существует также отдельная ее ветвь, - индустриальная психология, цель которой - изучать приспособления человека к его должности, к тем машинам, аппаратам и людям с которыми ему приходится иметь дело. Индустриальная психология, в частности, изучила влияния шума, освещения, вибрации, ритма работы и т.д. на производство. При помощи психофизиологии, она также старается установить идеальные условия для улучшения того же производства и для облегчения работы людям /обычно оптимальные условия этих двух противоположных целей совпадают, так как человек работает лучше всего, когда его работа протекает легко, и даже с удовольствием/. Индустриальная психология'занимается также профориентацией для взрослых и подбором служащих для тех или иных специальностей.

  Нельзя закончить этот краткий обзор социальной психологии, не упомянув об одной из ее главных теорий. Это - теория социометрии /Морено/, т.е."измерение /метрум/ социального человека/ социус/". Для Морено сущность социальной жизни заключается в аффектах. Группа может формироваться лишь тогда, если ее члены чувствуют друг к другу притяжение. Этой спонтанности противостоят "социальные тормоза" /сошэл консэрвз/ - традиции, привычки, законы и т.д. Стараясь раскрыть и восстановить спонтанную организацию, социометрия имеет не только теоретическую,но и терапевтическую задачу.