Горшки и кастрюли служили лишь

украшением.  Зато здесь был водопровод.  Люк схватил с  полки фарфоровую

кружку и устремился к желанной раковине.

   Чистая,  свежая вода.  Он залпом осушил кружку.  Одну,  вторую, потом

третью.  Ему в жизни не приходилось пить ничего вкуснее.  Головокружение

проходило,  мысли прояснялись. Люк рассмотрел клавиатуру. Если компьютер

такой же,  как  на  Корусканте,  то  в  нем окажется не  только кухонная

информация.  Он узнает, сколько припасов в доме, историю семьи и историю

Пидира. А еще он услышит новости и все, что ему надо знать.

   Скайуокер присел на стол и  активировал панель.  С биоимпланта слезла

синтетическая плоть  и  висела  клочьями,  остался только  металлический

скелет  кисти.  Люк  решил  надеяться,  что  в  компьютер не  введен код

определения отпечатков пальцев.

   Загорелся экран.

   НЕЗНАКОМЕЦ, ТЕБЯ НЕТ В НАШИХ ЗАПИСЯХ.

   Люк напечатал:

   > Я ЗДЕСЬ НОВЕНЬКИЙ. ТВОИ ХОЗЯЕВА ИСЧЕЗЛИ.

   МЫ  ЗНАЕМ.  ЗДЕСЬ СТАЛО ТИХО.  НО  МЫ  ЗАПРОГРАММИРОВАНЫ НЕ  ВЫДАВАТЬ

ИНФОРМАЦИЮ НЕЗНАКОМЦАМ. ТОЛЬКО В ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЯХ.

   Люк напечатал:

   > СЛУЧАЙ ЭКСТРЕННЫЙ.  Я РАНЕН,  МОЖЕТ БЫТЬ,  УМИРАЮ.  МНЕ нужен ВРАЧ.

ЕСТЬ У ВАС АПТЕЧКА?

   У НАС ЕСТЬ МЕДИЦИНСКИЙ ДРОИД.

   Люк вздрогнул. Он не видел ни одного дроида.

   > ПОХОЖЕ, ДРОИДЫ ТОЖЕ ИСЧЕЗЛИ. ЕСТЬ У ВАС МЕДИЦИНСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ?

   РАЗУМЕЕТСЯ, НЕЗНАКОМЕЦ. И АПТЕЧКА В ШКАФЧИКЕ НАД КЛАВИАТУРОЙ, КОТОРОЙ

ТЫ СЕЙЧАС ПОЛЬЗУЕШЬСЯ.

   Люк отыскал аптечку и вытащил крем от ожогов. Как ему хотелось, чтобы

рядом оказался хоть один дроид,  но  придется все делать самостоятельно.

Он очистил ожоги,  морщась при этом, затем наложил мазь и повязки. Затем

приладил на поврежденную лодыжку лубок.

   Затем посмотрел на экран.

Йуужань-вонги не желали видеть у себя никаких машин, даже таких

сложных, как мотыга. Кроме рабов, у них были биотические методы расчистки

полей, но они, кажется, решили сперва извести всех своих рабов.

Взяться за стебель, расшатать его, вытянуть. В десятимиллиардный раз.

Боль все еще гудела в его черепе, понемногу отступая, и он начал

различать детали в хаотических сполохах.

Это было не его лицо, не его кровь, не его боль. На самом деле резанули

Тахирай. Она была вся в шрамах, как йуужань-вонг.

Это было уже слишком. После ее захвата он периодически чувствовал ее

боль. Иногда это было словно зуд, иногда - как горящий метанол, вылитый на

нервы. Но на этот раз было что-то настоящее, глубокое. Он ощущал ее

дыхание и соль ее слез. Все было как тогда, в тот последний момент мира,

которым они наслаждались вместе.

Вот только она была вся в крови, а он здесь занимался вырыванием

сорняков. Если бы светомеч работал...

Но это уже проблема, да? Или одна из них. И до встречи с Рапуунгом

оставалось еще несколько дней.

- Раб! - змеежезл легонько хлестнул Энакина по спине, и ему пришлось

собратьть все свое самообладание - так хотелось прыгнуть на охранника,

отобрать у него змеежезл и поубивать всех йуужань-вонгов в поле зрения.

"Что они с тобой делают, Тахирай?"

Но он сдержался и стал в покорной позе, руки по швам.

- Иди с этой Опозоренной, - сказал охранник.

Энакин повернулся к означенной особе, молодой женщине без видимых

шрамов. Она выглядела совершенно уставшей, но в глазах ее была

определенная живость, которая отсутствовала у многих Опозоренных.

- Идите на третье поле светляков, что ближе всего к периметру. Покажешь

ему, как собирать урожай.

- Чтобы выполнить норму, мне нужно больше, чем один спотыкающийся раб,

- сказала женщина.

- Ты полагаешь, что твоя работа - спорить со мной? - рявкнул воин.

- Нет, - ответила она. - Я думала, назначать рабочих - это работа

префекта.

- Префект сегодня занят. Или ты предпочитаешь выполнять норму одна?

Еще миг женщина продолжала вызывающе смотреть на воина, потом неохотно

склонила голову:

- Нет. Зачем вы это со мной делаете?

- Я обращаюсь с тобой так же, как со всеми.

Она нахмурилась, но ничего не ответила. Вместо этого она сделала знак

Энакину:

- Пошли, раб. Нам далеко идти.

Энакин пошел за женщиной, пытаясь восстановить контакт с Тахирай. Она

была по-прежнему жива, это он мог сказать с уверенностью, но теперь она

была дальше, чем звезды.

Лемелиск следил за работами и молился, чтобы тауриллы не натворили чего похуже, за чем он не сумел бы уследить. Как-то раз, в самое тяжелое время, когда все задерживалось и большая часть суперструктуры оставалась разобранной, заявился генерал Суламар. Вытягивая шею и вздергивая жесткое мальчишеское личико, генерал прошел прямо к Лемелиску на своих клацающих каблуках и выглянул в обзорный иллюминатор.

— Хорошая работа, инженер,— процедил он неохотно, словно бы Лемелиску так уж нужна была его похвала,— продолжайте.

Лемелиск поднял глаза горе и ушел поискать чего-нибудь поесть. Каким-то образом он снова забыл пообедать..

В часы, отведенные для сна, он снова принялся за трехмерную кристаллическую головоломку Занятие это развлекало его, вынуждало напрягать умственные способности так, что иногда где-то невдалеке, ему казалось, брезжил предел его возможностей И вот однажды, когда весь свет для него сошелся в решении этой проблемы, в изящной и точной подгонке чрезвычайно тонких деталей, в ее кульминационной точке, его снова прервали.

Кристаллическая головоломка, вспыхнув искрами, смешалась и превратилась в кучу бирюлек. Лемелиск пришел в ярость при виде гаморреанского охранника. Толстокожая зеленоватая скотина позволила себе вломиться в комнату и прохрюкала лишь одно слово “Дурга”.

Лемелиск сжал челюсти и отправился за гаморреанцем вдоль по коридору к центру связи. Дурга послал ему личный вызов, нимало не заботясь о том, что на корабле сейчас была середина ночи... да когда он о ком заботился!

Охранник оставил Лемелиска в одиночестве перед плоским экраном с двумерной проекцией Дурги. Дурга вполне мог бы воспользоваться голопроектором, передавшим бы его уменьшенное трехмерное изображение, но хатт не любил систему, зрительно уменьшавшую его громадное тело. Он желал пользоваться плоскими экранами, на которых его скошенная, отмеченная родинкой голова выглядела огромной, все подавляющей вокруг себя. Голосовые устройства усиливали его голос, доводя до громоподобного рева.

— Лемелиск,— заявил Дурга,— я знаю, что Суламар сейчас спит, и хочу переговорить с тобой без него.

Я неплохо читаю по лицам.

Хэн огляделся в поисках ее прикрытия, группы поддержки, ассистентов, соучастников или кого-нибудь в этом роде. Но никто в обширном зале не обращал на них ни капли внимания. Он представлял себе свидание с работорговцем как встречу с каким-нибудь пухлым местным баронетом, наживающимся на одном из самых подлых дел. Эта привлекательная, веселая женщина решительно выбивала его из колеи.

Она глотнула вина.

— О, неплохо. И между тем, как дела на Луре? — сейчас она внимательно смотрела на него.

Он снова состроил равнодушное лицо:

— Прохладно. Но воздух чище, чем здесь. — Он обвел руками окрест. — Нет такого смога... В общем, понятно? — продолжал он как можно небрежнее. — А вот у тебя для меня что-то есть, не так ли?

Она поджала губы, сосредоточившись:

— Поскольку ты все привез, у нас есть к тебе небольшое дельце. Но главный вестибюль несколько многолюден, тебе не кажется?

— Место выбирал не я. А что ты можешь предложить, сестренка, темную аллею? Или, может быть, подземную шахту? Зачем тогда было встречаться здесь? И что ж ты раньше не позаботилась об этом?

— Может, я просто хотела посмотреть на тебя при свете. — Она взглянула на хронометр. — Ты можешь зачесть эту встречу как гарантию того, что тебя проверили и одобрили. После моего ухода выжди десять минут, потом следуй за мной.

Она протянула ему чип-карту с кодами и штрих-паролями.

— Встретишь меня в этом частном ангаре. Принеси доказательство наличия товара, и ты получишь свои деньги, — она подняла брови. — Можешь прочитать?

Он взял пластинку чип-карты:

— Думаю, да. А зачем вся эта таинственность?

Она одарила его кислым взглядом:

— В смысле, почему я не пришла к тебе, не высыпала на стол кучу денег и жалобно не попросила расписку? Счастливо тебе так работать.

Она соскользнула со сидения и, не оглядываясь, направилась через вестибюль.

Хэн бесстрастно наслаждался зрелищем: у нее была ну очень милая походка.

Не слишком сложно поддерживать иллюзию, что Империя, как прежде, велика и мо­гуча, если велик счет в банке. Ведж не сомневался, что в каких-нибудь далеких анклавах годами, мо­жет, даже столетиями будут считать, что Импера­тор жив, здоров и заботится о своих подданных.

Неведение я понять могу, но сознательное заблуждение — увольте...

Он погасил еще одну улыбку, хотя она была упорнее первой. Те же самые люди, которых он считал сознательными уклонистами, напомнили бы ему о недремлющих агитаторах Альянса. По­ловина из них стала бы страстно возражать, что в Империи существует рабство, геноцид и оружие, с легкостью уничтожающее планеты. Вторая по­ловина согласилась бы, да, проблемы существуют, но едва ли это повод для открытого неповинове­ния законному правительству. Они — внутри сис­темы, они работают на нее, изменяют ее, но не хотят понимать, что система прогнила, что ее не изменишь без основательной встряски.

Фокус в том (Антиллес чуть было не улыбнулся опять, врожденную живость характера не могли преодолеть ни жизненные обстоятельства, ни ин­структаж у Кракена), что обе стороны могут ра­зумно и логично аргументировать свою точку зре­ния. Проблема в политике — искусстве компро­мисса, когда круг за кругом идут дебаты, не приносящие плодов. Изменения начинаются, ког­да находится кто-то, кто готов умереть за свои убеждения.

Возле его кресла опять остановился человек:

— Полковник Роат?

Ведж медленно поднял голову. Кивнул.

— Префект Додт? — модулятор ловко скры­вал и неистребимый акцент, и слишком длинные паузы, во время которых Ведж натужно вспоми­нал манеру столичного общения. — Давненько не виделись. Э-э, несколько лет, пожалуй?

Имперский префект Парин Додт — он же Паш Кракен — с достоинством покивал головой.

— Насколько я помню, в последний раз мы встречались на церемонии годовщины траура. Как раз незадолго до того, как вас перевели в действу­ющую армию.

Вот она, Тендра Ризант. В каких-то ста метрах от него, сразу же за ограждением. Ждет, когда он спустится по трапу, и энергично машет ему руками. Это что-то значит.

Он постоял с минуту, вдыхая свежий, чистый воздух Саккории. Место неплохое. Жить можно, хотя планета и находится где-то у черта на куличках. Система Останцев всегда .славилась склонностью ее жителей к бунтарству, но пока никаких признаков бунтарства он не видел.

Обернувшись, Ландо стал наблюдать, как спускается по трапу Люк Скайвокер.

- Нервничаешь? - спросил он приятеля.

- Ничуть, - покачал головой Люк. - Чувствую себя просто великолепно, лучше не бывает.

- Вот и хорошо, - отозвался Ландо, и оба направились к Тендре Ризант. - Надо сказать, на первый взгляд она просто очаровашка, - окинул оценивающим взглядом молодую женщину калриссит.

Лет тридцати, высокая, сильная, здоровая, ухоженная. Светлая кожа, высокие скулы, тонкие черты лица, на котором выделяются темно-карие глаза. Фигура ладная, если не идеальная - разве что чуть тяжеловата для возраста своей обладательницы. Одета в голубое платье традиционного покроя с высоким воротником и чуть длинноватой юбкой. Коротко стриженные темно-русые волосы. Производит, впечатление искренней, непринужденной, дружелюбной молодой особы.

Короче говоря, ни капельки не похожа на одну из тех хищниц с опасной внешностью секс-бомбы, с декольте до попы, горящим взором и темным прошлым, которые прежде так прельщали Ландо.

Но именно это и подкупало "жениха".

- Привет, Ландо, - проговорила она, как только они приблизились друг к другу. В ее голосе было столько тепла, а в улыбке столько приветливости, что Ландо показалось, будто он знает ее всю свою жизнь, будто они с ней старинные друзья, встретившиеся после разлуки, а не чужие люди, никогда раньше не видевшие друг друга. Этим Ландо был обязан совету Люка. Действительно, продолжительные беседы по голокому дают определенные преимущества.

- Здравствуйте, Тендра, - отозвался он, оказавшись за ограждением. Молодая женщина протянула ему руку, и Ландо, к своему изумлению, не нагнулся для церемонно-театрального поцелуя, а просто мягко пожал ее.

"Это становится интересным", - произнес он про себя.

- Тендра, - продолжал Ландо, - хочу представить вам моего хорошего друга Люка Скайвоера. - Калриссит ни словом не обмолвился о том, что Люк - знаменитый Мастер Джедай и все такое прочее.

Люк почувствовал колебание Силы, словно кто-то невидимый прятался в кронах деревьев. Ему почудилось, будто ночная птица пронеслась над ним, едва не задев крылом. Джедай обернулся. Что-то плотно окутало ему голову, словно набросили темный капюшон. По спине пробежал холодок.

Люк махнул рукой, призывая к молчанию девушку.

Он замер, стараясь контролировать все свои чувства. Странное ощущение стихло.

Зато Тенениэл взвизгнула, точно ее окатили водой. Она прикрыла глаза руками, затем взглянула в ночное небо и яростно расхохоталась:

— Не выйдет, Гетцерион! Ты никогда не узнаешь от меня ничего ценного!

Сиплый голос наполнил лес, будто исходил отовсюду и ниоткуда.

— Я узнала то, что мне нужно! Хэн Соло жив и надеется починить корабль! Как я рада, что вам удалось спасти генераторы!

Люк напрягся, стараясь коснуться сознания Гетцерион, и на мгновение увидел образ имперского шагохода.

— Седлаем ранкоров, — сказал Джедай. — Гетцерион возглавила свое войско. На рассвете может стрястись непоправимое.

 

Глава 22

 

Путники поспешили забраться на ранкоров для последнего перехода. За ночь произошло нечто неуловимое, и теперь Тенениэл ехала с Изольдером, Лея с Хэном, а Люк с Арту. Он понял, что ночной разговор немного отрезвил Тенениэл. Она отступилась от него и в известной степени почувствовала себя свободнее.

Ранкоры проламывались через джунгли, рискуя свернуть себе шею. Их ужасные кольчуги гремели и стучали в ночной тишине. Джунгли словно вымерли. Рептилии не прыгали по ветвям, не квакали при приближении путников. Птицы не вспархивали из своих гнезд.

Ранкоры бежали уже второй час.